Евгения Басовская

Чашка спитого чая
С выдавленным лимоном...
Милый мой друг, грешно нам!
Как замочат, не чаю.

Слушай, нахмурясь строго:
"Надо помыть посуду".
Бабские пересуды -
Или враньё от Бога?

В чашке ещё глоточек,
А шоколад - ребёнку...
сто телеграмм вдогонку -
Сто телеграмм без точек.

Мы понапрасну медлим -
Ложь через край польётся.
Нехорошо смеётся
Тот, кто грешит последним.

Кажется, нет исхода,
Только враньё без меры.

Или попытка веры
На переломе года.

4 января 1993

Ты соавтор пустячной затеи,
Но не знаешь о том,
Как угрюмые зимние тени
Превращяются в дом,

А мои несерьёзные споры
С позапрошлым тобой
Догорают, и, стало быть, скоро
Стихнет дым над трубой.

Подчинясь високосным минутам,
Тают в небе клубы.
Пахнет ночь незнакомым уютом
Перемшелой избы.

Огурцы в подпоясанных кадках,
Темнота по углам...
Я давно потерялась в догадках
С немотой пополам.

Мой соавтор влюблен, и простужен,
И забыл обо мне.
Я варю послезавтрашний ужин
На вчерашнем огне.

4 февраля 1993

По льду ступая, не слышать хруста,
Пройти сквозь зиму до темноты -
Пока не стало промозгло пусто
От дикой мысли, что я не ты.

Склоьзить по встречам, гда пахнет воском
И жадно щерится полынья;
Кружить на шаре, обидно плоском,
С проклятой мыслью, что я не я.

До боли в горле дышать рассветом,
До мокрых пятнышек на окне,
Считая мир неплохим сюжетом
Огромной книги не обо мне.

2 марта 1993

Два за выспренность пересказа
(Смысла нет, а слова лихи).
Что за клупость, кошмар, зараза?
Что за бредни - дарить стихи?

Сочинение - двойка с плюсом
(Вроде бойко, а всё же два).
Но - змеиным шальным укусом -
Эта прихоть - дарить слова.

Поведение - единица
(Ну-ка, скомкай листок в руке!)
Но мерещится, мучит, снится
Посвящение в уголке.

Слушай, выберемся однажды
Из-под школьной гнилой трухи!
Что там двойки! Сильнее - жажда -
Злая жажда - дарить стихи.

27 апреля 1992

Как туго ты стянут узлом чужого каната!
Как странно видеть разлом собственной боли!
Лелеять проклятье своё, пожалуй, не надо:
Ну кто же хранит тряпьё сыгранной роли?

А если ты вздумал спасти упрямую землю,
Но к небу нету пути - кроме измены,
Руби этот чёртов канат. Мы здесь не затем ли,
Чтоб твой превратился ад в эффектную сцену?

Я знаю: не будет конца весёлоц премьере.
Ты выйдешь в роли отца, друга, брата.
Вот только бы добрый мой Бог воздал мне по вере
И ты из пропасти смог подняться обратно.

Когда же на небо тянуть друг друга устанем,
Придётся с заткнутым ртом прислуживать веку.
А город успеет взмахнуть ночными мостами,
Прощаясь с теми, чей дом осыпался в реку...

3-4 октября 1991

Когда сведёт усталость городская
В соавторстве нелепом и коротком
Меня с тобой(как бритву с подборобдком),
Твоей руки уже не выпуская,
Я промолчу. Какой манёвр удачный!
Не захочу выкрикивать прищнаний.
Сегодня снег, растрёпанный и ранний.
И нашим полувстречам равнозначный.

Когда столкнёт усталость городская
Меня на замлю с кольев пьедестала,
Я соглашусь лениво и устало,
Что сочиняю лучше , чем ласкаю.
Я промолчу. Плевать на боль и колья.
Но улучу попутные минуты
И, перепутав ясные маршруты,
Успею на вчерашнее застолье.

27-28 сентября 1991

Кажется, война за окном.
Брошеный мой дом сам не свой:
Заркало задёрнуто сном,
Плачет перепуганный гном,
Мается во тьме домовой.

Кажется, и правда война,
Город опоясан огнём.
Зеркало под маскою сна
Память поднимает со дна,
Дразнит недопрожитым днём.

Господи, не надо огня!
Город задыхается в зной.
Если эта боль для меня,
Утром обречённого дня
Лучше мне проснуться одной.

Трещиной по зеркалу шрам.
Город превращается в тир.
Предавая ночь по утрам,
Продавая дом всем ветрам,
Сохранить бы сказочный мир.

Впрочем, и его не спасти,
Как сминает буквы волной,
Размывает ливнем пути,
Так - комочком пуха в горсти -
Сказку раздавило войной.

16 ноября 1991

Прости, в нашем доме есть только огромный холл.
Картонная лестницы будто дорога прочь.
Бездымные скечи, некстати накрытый стол,
Бездумные дни и безгрешно пустая ночь.

Прости, в нашем доме легко различить с утра
Полночные шорохи слизистых фонарей.
Дял глупой собаки - уютная конура,
Для всех остальных - бормотанье во сне: "Согрей!"

Прости. в нашем доме гостям предлагают яд,
Зато и в столице не сыщешь подобных вин.
...Посуду убрали, цветы до сих пор стоят,
Усталый хозяин бросает письмо в камин.

Потом на салфетке рисует свою жену.
Прости, в нашем доме любовь велика двоим.
А если меня и пускают сюда одну,
Так это игра! Наши илца скрывает грим.

Я выбила стёкла? Осколки летели в сад?
Ну да, это роль... Я не помню... И сада нет...
Ты хочешь войти? Приглашали сто лет назад?
Прости, в нашем доме уже погасили свет.

5 мая 1993

Я тогда поила волшебника
Пивом жёлто-песочным,
Воровала его ласку
И спала на его подушке...
Мокрый дождь со страниц учебника
Убегал по стихам водосточным,
По звонкам телефонным - в сказку,
Где царевной не стать лягушке.

Я была рабынею нищего,
Я гадала в вагонах
И всегда открывала книги
На страницах чужих объятий.
Ты сомнёшь этот дом, спалишь его,
И опять в чёрных дырах оконных
Тишина отсчитывает миги -
Дольше мига не простоять ей.

Прогрохечет алое зарево,
Отсвет ляжет на воду.
Утром люди пройдут мимо,
Ты один поглядишь от скуки.
ЧЯ под солнцем отлива карего,
С удивлением вспомнив свободу,
Размотаю комочек дыма -
Пусть покрепче завяжут руки.

Надышавшись отравленным маревом
У болотной неволи,
К торфяному склонись ложу,
Зоые чары посмей - нарушь-ка!
Напою тебя чёрным варевом,
Чтобы всё позабылось без боли.
Просто я поменяла кожу.
Ты царевич, а я лягушка.

20 мая 1993

Неумение взрослеть
Помогает от простуды,
Нежелание кричать
Помогает от войны...
Я заброшу в небо сеть
И дождей достану груды.
Лужа. Подпись и печать
С отражением луны.

Чёрный в крапинку квартал,
Затонувшая планета.
Размокает древний храм,
Хлам, чернильное пятно.
Тут мой сон не пролетал?
Я опять боюсь рассвета,
Потому что по утрам
Не должно быть так темно.

Не поверив зеркалам,
Посмотрюсь в земную воду,
Поразгадываю сны,
Напредсказываю сушь,
Но оставлю древний хлам
Несчастливому народу -
Отражение луны
В ста обломках чёрных луж.

Август 1993
Урбана

В мокрой оспе окно.
Впрочем, город к теплу не привык.
Скользкой ночи проём
С красной точкой чужой сигареты...
Я поеду в кино,
Как таблетку, глотну боевик,
А потом мы вдвоём
Будем пить и не верить в приметы.

Просто станем как все,
И твоя черноглазая дочь
Не затеет пикник
Посреди одичавшей погоды.
Но на мокром шоссе
Я ослепну - и будет точь-в-точь
Как в страннейшей из книг,
В смутном мире от нашей невзгоды.

...На будильник шесть
То ли вечера, то ли утра.
А приснившийся бред -
Как круженье по склизкой дороге.
Между нами не счесть
Тёмных улиц, и зла, и добра -
Словно тысячи лет
Стали миром от нашей тревоги.

2 октября 1993

Даже первому снегу не рад,
Ты мечтаешь: напиться бы пьяным
Да уехать в какой-нибудь град -
К древним русским и старым славянам!

Дверь щакрыта, но втиснется в щель
Чьё-то время колечками вязи...
Соблазнить бы ленивую дщерь
Небогатого гордого князя.

Исполать тебе, глупая дочь
Бородатой огромной метели!
Я чужой, я на миг, я на прочь,
А душе так безрадостно в теле,

Да и телу неловко с душой -
Вот и спряталось в ваши хоромы.
Эх, налить бы по кружке большой
Мёда, браги, английского рома,

Прокурить этот терем дотла -
Дым оставить наивным славянам -
И растаять (была - не была!)
С первым снегом и вечным обманом.

25-30 октября 1993

Я раскладываю пасьянс
На бубнового короля.
Я смотрю на его ладонь
В полушепоте от огня.
Не роман, но почти романс
Сочиняю, себя виня
И усталых Богов моля
На минуту раздуть огонь.

Завертелся бы мой костёр,
Поперхнулся бы горький дым.
А бубновому королю
В этой сказке придётся быть
Нежным братом своих сестёр
И ещё - если я велю -
Оглушительно молодым,
Не умеющим не любить.

Пусть он мается в поездах,
В темноте - от огня к огню -
И теряет года у ног
Козырных белокурых дам.
Я, однажды его предав,
Я стократно его предам,
Изменю ему и сменю
Город, дом и дверной звонок.

Откажусь от любимых мест,
Тех, что знаю по именам,
И когда надоевший круг
Кое-как завершит Земля,
Мне отчаянно надоест
Бестолково гадать по снам
И полиниям летских рук
Слишком юного короля.

июль-август 1992
Старая Русса-Москва

Нет, ничего нет.
Этого нет дня.
В городе нет меня.
В окнах чужой свет.

Стелется мой плен -
Личней ночных круг.
Только на коже вдруг -
Мраморный бег вен.

Путь не порвал пут
И не увёз вон
Ни телефонный звон,
Ни полусна зуд.

А от щвонка - дрожь.
Кто же из нас вор?
За немотою штор -
Окон чужих ложь.

12 августа 1992
Усть-Камчатск

Мне ни разу не снилась смерть.
Я до боли в глазах жива.
Бесполезной игры в слова
Не кончается круговерть.

Самолётом - примерно час.
Моросящий разбег зимы.
Над рекой среди ночи мы...
Или просто стихи о нас.

А потом, поманив на дно,
В океан уползёт река.
Потому и вода горька,
И немного горчит вино,

И от мысли, что я вернусь,
На заплакать и не вздохнуть.
Мне бы с губ наконец слизнуть
Горьковато-солёный вкус,

Мне бы вспомнить, что я умру.
Но пока не могу, прости.
Самолётом - сто лет пути.
Я живу - продолжай игру.

23 августа 1992

I
Похмелье наркоза...
На улице сырость густая,
И пишется проза
Да белый полощется флаг.
В пятнистых домищах
Ночами скрывается стая
Безжалостных нищих
И сытых угрюмых собак.

Царит межсезонье -
Осенняя полупогода,
И небо спросонья
С трудом разжигает костры.
Чего я добилась?
Да просто, не видя исходя,
Ты сдашься на милость
Условиям общей игры.

Отмечен печатью,
Клеймом моего вдохновенья,
Отравлен печалью
Предательски ласковых глаз...
Король междуцарствий,
Наивный герой межвременья...
Нет-нет, благородствуй,
Не надо возвышенных фраз.

Приму полумеры
В борьбе с этим странным романом.
Не надо ни веры,
Ни слёз, ни иных пустяков.
На полувлюблённоть
На стыдно ответить обманом,
Признать незаконность
Своих сумасшедших стихов.

16-17 октября 1992

II

А мы переехали в этот проклятый город,
По крайней мере, в гнилую его погоду.
Ну как под дождём повернуть проржавевший ворот?
Ну как нам достать из колодца живую воду?

А призрак ко мне подобрался балтийской стынью
И невской простудой повис над Цветным бульваром.
Так может быть, мне превратить этот мир в пустыню -
Пусть память о городе выйдет горячим паром?

Как сухо! И белое небо, и много денег...
И мы не мокнем, а, кажется, снова дружим.
Но только куда же судьба меня после денет
С моей дурацкой привычкой ходить по лужам?

Торгуйте, мой друг, этим вечным дождём торгуйте!
Невадно, что я вам всех сказок не досказала.
А мне остаётся глоток сладковатой мути
В пустой пирожковой, уже на пути к вокзалу.

20 октября 1992

Осень морочит капелью
Весело и беспрестанно,
Тянет к зловещему зелью
Треснутый кубок Тристана.

Скучно в изгнанье и девстве,
Юн и бесстрашен король, да
Осень в его королевстве,
Нищего любит Изольда...

Вскрикну от боли по-птичьи -
Вдруг да поймают на слове.
Лес ни к чему без добычи,
Меч не бывает без крови.

Муж мой отряхивал руки:
"Стыдно прекраснейшей даме
Белое поле разлуки
Пачкать босыми следами!

Чти королевское знамя!
Кайся... А впрочем, не надо".
Выбелен путь между нами
Стылой мукой снегопада.

4 ноября 1992

Вот уже пройден пик -
Насморком за семь дней,
Улочкой в пять дворов,
Мигом чужой судьбы...
Кажется, ты привык,
Даже не стал бедней
И до того привык -
Впору вылить дубы.

Впору кричать "ура!".
Я же не скрою слёз.
(Ветер бы их отёр -
Ни дуновенья нет).
Просто была игра.
Ты никогда всерьёз...
Вот и подножье гор.
Только тебе, мой свет,

К новому пику лезть,
Кожу сдирая с рук,
И не считать домов,
И не лечить простуд,
Счастливо верить в лесть,
В гулкий сердечный стук,
И не валить дубов:
Ладно, пускай растут!

4 декабря 1992

А наутро бывает тесно
В мутном царстве пустых стаканов.
Снилось море, и снился лес... но -
Сто окурков, консервный нож...
А наутро немного странно -
В лилипуты из великанов.
Вроде спишь, а ложиться рано 0
И бессмысленно кофе пьёшь.

А наутро - опять досада,
Петербургский несносный холод,
Послевкусье чужого лада
И кратчайшей любви немой.
Перечёркнут, разъят, расколот
Разведёнными вдрызг мостами
Этот город, и мы устали
Рифмоваться с его зимой.

А наутро на дне тарелки
Цепенеет кусочек сыра
И к двенадцати липнут стрелки,
Значит, время чуть-чуть спешит.
Не согреется даже летом
Этот город, где вечно сыро:
Он фонарным колючим светом
К непрозрачной воде пришит.

20-11 декабря 1992